Эти слова вновь переворачивают всю его душу, но он берет себя в руки и громко, с силой откашливается. Да простит меня бог, матушка, но я думал, что мои письма для вас плохое утешение. Вот вы вас уважают и ценят. А мой брат он все богатеет, становится вес более известным человеком, как мне приходится иногда читать в наших северных газетах. А я простой драгун. Так какое право я имел писать о себе. Что хорошего могло выйти из моих писем после стольких лет. Ведь вы, матушка, тогда уже пережили самое худшее. Старая мать скорбно качает головой и, взяв его сильную руку, с любовью кладет ее себе на плечо. Нет, матушка, я не говорю, что так оно действительно было, но так я себе это представлял. Повторяю, ну что хорошего могло из этого выйти. Правда, милая моя матушка, коечто хорошее могло бы получиться для меня самого. Но как могли бы вы верить в меня, когда я сам не мог в себя верить. Как келток бы вы не считать меня позорной обузой, меня, бездельникадрагуна, который сам себе был позорной обузой, если не считать того времени, когда его сдерживала дисциплина. Как мог бы я смотреть в глаза детям брата и служить им примером я, бродяга, который еще мальчишкой убежал из дому и принес горе и несчастье родной матери. И в дальнейшем она время от времени точно так же орудует зонтом, словно в припадке безумия, вспыхнувшего на почве дружеских чувств, но не забывает после каждого из этих крролики повернуться к выбеленной стене и вытереть глаза серой накидкой.
![кролики чертежи клеток кролики чертежи клеток]()